Пришло время написать про женское.

У нас по женской линии плохая наследственность. Женщины - воины с энергией "ян", на скаку и в горячую избу, на износ, до конца теряя в этом круговороте все то, что связывает их с понятием "женственность".

Пробабка - немецких кровей и сторого нрава, вырвалась из Сибири в голод, уехав в детьми в теплую, сытую Среднюю Азию, выйдя по скорому замуж за узбека- миллиционера, пытаясь тем самым стереть и смыть с себя в глазах общественности немецкую облицовку, и все негативное, что с этим ассоциировалось.
Семья все равно не сложилась, и муж погиб. Неудачно нырнув в речку головой в дно, оставив ей дом и еще одного ребенка. Пятого.
Пробабке удалось выстроить защитный фасад, форт, предохраняющий от злых языков, тыканья пальцем "фашисты!".Муж-милиционер тогда значило немало.
В доме, в семье, в самом его сердце было иначе. По-немецки. Выбеленные, кружевные перины, постель "горизонтом", скатерти девственной свежести, за окном цветы в красивых вазах, несмотря на крайнюю бедность... Она делала ремонт в доме каждый год, самостоятельно красила стены, белила потолки, сажала ромашки и ирисы, пекла штрудели и на кухне перешептывалась с сестрами на муттершпрахе.
читать дальшеУ нее было красивое имя Анна-Белла и жесткий характер. Дети ее боялись потому скоро покинули родные пенаты. На свободу.
Бабушка была третьим ребенком в семье, затерялась среди детей и росла бурьяном. Уличным взбалмошным детенком, бунтарем и атаманом в юбке.
Будучи подростком обзавелась странными знакомыми и переехала в другой город. Учится. Училище при заводе. Днем работа у станка, вечером учеба, ночью - танцы. Последнее ей полюбилось больше всех. Стрелками глаза, чулочки и юбочка "в пачку", сигарета в зубах. В отрыв.
Прошло еще немного времени и она сменила имя. Противное грубое Эрна на мягкое и звучное, как песня - Ирина. У нее было много поклонников, но какой-то патологической тягой ее влекло к бандитам. Смелым, бесстрашным, лихим. Ей нравилось как они устраивают ради нее бойни, по-взрослому, на ножах. Ей нравилось плакать в подушку, бросаться в пучину любви и приключений, чтобы все по-настоящему, до одури, до дрожи в коленях.
Свою будущую судьбу она встретила на тех же самых заводских танцах. Кажется их знакомство началось с драки, он ее завоевал, добился, клубок встреч, безумной любви, такой всеобьемлящей. Ради него она сменила возраст, сбавив себе пару лет. Такой же бурной рекой потекла их совсестная жизнь, но к сожалению не была счастливой.
Тотальная нищета и трое детей в однокомнатной малюсенькой квартирке при заводе, которую им выделили для житья, убивали поющие свободой сердца.
Она, как каждая женщина, смягчилась после рождения детей. Он все еще жил старой беззаботной жизнью. Женщины и алгоколь. Не сходилось.
Нужно было много работать, варить борщи, укутывать малышек в старые пуховые платки, и тащить к бабушке. Когда дети подросли - стало удобно их оставлять одних. Старшая двойня - мальчик и девочка, играли в железнодорожников - окна квартиры как раз выходили на пути. Было здорово класть на рельсы монетки и камушки, забегать в дом и из окон ждать проезжающий поезд.
Детей она любила, но сил на них и на него уже нехватало. Ревность душила, рвала на части, она искала его женщин, вытаскивала его из их постелей и обьятий, в ночи, в мороз, оставляя детей,вопреки всем законам природы и во имя них. Даже тогда, когда выпивала стакан уксусной есенции. Она его просто дико животно любила.
Пятнадцать лет мучений, болезненной страсти, которую она сама же питала, провоцируя нетрезвого мужчину на ссору, на выяснения, на войну.
Подзознательный мазохизм был ей охкак присущ .
В то же время,рядом, совсем под боком вырос спаситель. И когда в очередной раз он занес над ее головой руку, спаситель вырос между ними. И тогда она поняла, что вот она ее новая страсть. Ее собственный сын - точная его копия. Ее отрада и безграничная любовь. Новый смысл. И безболезненно рассталась с мужем как с отработанной, изчерпавшей себя кармой.
Однако судьба не была благосклонна. Так бывает всегда, когда мы цепляемся эмоционально, физически, щупальцами души за человека, опутывая собой, присасываясь энергетически, отдавая всего себя.
Сына не стало. В самый расцвет. В 25 лет. Захлопнулась дверь.
На похоронах она выла волчицей, металась, черная как смоль повязка и мраморное мертвое лицо. Какой-то идиот делал фотографии. Они даже где-то сохранились. Зачем фотографировать похороны? Жутко.
Она тогда сломалась, как высохшая ветка бамбука, потому как была уже совсем совсем пустая внутри.
Все то, что происходило с ней потом, не имело значения, дочери, выходящие замуж, даже какие-то мимолетные связи, поклонники, которых она обретала на тех же танцах, в возрасте 65 лет, были младшее нее лет на 20. Все это было по ту сторону жизни, где она играла какие-то бездушные роли.
Сознание стало давать все больше сбоев, барахлил аппарат, боль обрасла смесью ненависти и безисходности.
Странно, она никогда не улыбалась. По доброму, по-бабушкински. Или заходилась смехом от пошловатого анекдота или отдавала указания тоном тюремного надсмотрщика.
Она в моей памяти так и осталась цербером, с замашками главнокомандующего и начальника-самодура.
Я никогда не называла ее бабулей. Для меня она была бабой Ирой, а мы с братом были для нее - детьми ее дочери.
Когда Альцгеймер начал подкрадываться, забирая память, воспоминания, лица, превращая в человеко-растение, она как-то вдруг скукожилась, свернулась и превратилась в маленькое существо с тоскующим, уплывающим в никуда взглядом, и обращающимся ко мне со словами: Дай-ка мне вон ту помаду, надо б губы подкрасить.
Мы с ней так и не попрощались.